Новости Гатчины
24.04На маршруты Гатчинского района выйдут новые автобусы
23.04Жителям произведен перерасчет платы за горячую воду на сумму более 300 тысяч рублей
23.04На территории музея-заповедника "Гатчина" прорвало водовод
22.04График выплаты пенсий, ЕДВ и социальных выплат в мае
22.04В предстоящие майские праздники изменится режим работы МФЦ
21.04На дороге между Войсковицами и Пустошкой введут реверсивное движение
20.04На пешеходном переходе сбили ребенка
20.04В Гатчине и районе за год мошенникам перевели почти 200 миллионов рублей
17.04Проведена замена асфальта на мосту через реку Колпанскую
17.04Первые восемь новобранцев отправились служить
17.04В музее авиационных двигателей провели познавательную игру для школьников
17.04Полным ходом идут работы по благоустройству Мариенбурга
16.04Мариенбург и Аэродром свяжет новая дорога!
16.04Временное ограничение движения транспорта в Гатчине - 17 апреля
Афиша-анонсы Гатчины
21 апреля Концерт "Подставляйте ладони, я насыплю вам солнца!"
21 апреля Концерт «В гостях у оркестра русских народных инструментов»
20 апреля Программа "Читаем всей семьей"!
20 апреля Библионочь в гатчинской библиотеке имени Куприна
14 апреля Органный концерт "Италия и Испания. Феномены"
13 апреля Творческий вечер от Арт-кафе "Компромисс"
9 апреля вечер музыки для фортепианного ансамбля!
Самое читаемое
•График выплаты пенсий, ЕДВ и социальных выплат в мае
•На территории музея-заповедника "Гатчина" прорвало водовод
•Жителям произведен перерасчет платы за горячую воду на сумму более 300 тысяч рублей
•Мариенбург и Аэродром свяжет новая дорога!
•Первые восемь новобранцев отправились служить
•На пешеходном переходе сбили ребенка
•Народное гуляние "Масленица" в Гатчине - 17 марта
•В предстоящие майские праздники изменится режим работы МФЦ
•На дороге между Войсковицами и Пустошкой введут реверсивное движение
•Мемориал под Гатчиной увековечил память жертв нацистского геноцида
"Из глубины взываю..."
25 июня 2013 г.
Мы не знаем, что такое война. Мы – поколение, берущее знания о ней из мемуаров и современных исследований военной эпохи. Спокойно и несколько отстраненно мы реагируем на торжественные слова митингов – увы, таков дух времени. Но пожелтевшие документы – письма, записные книжки, учебные тетради, чудом сохранившиеся с той поры, – вызывают особые чувства.
Их страшно брать в руки – такие они хрупкие. Пожелтевшая, истонченная на сгибах бумага. Выцветшие чернила, а чаще всего – карандаш. Почерк – то старательный, аккуратный, то летящий, обрывающийся – чувствуется, как двигалось время, то щедро отмеряя минуты и часы отдыха, то отнимая последние мгновения жизни… Это всего лишь первые впечатления – еще предстоит развернуть эти бумаги и погрузиться в чье-то внутреннее пространство – вроде бы чужое, и все же почему-то уже близкое.
Письма и дневниковые записи фронтовика Петра Некрасова принесла в редакцию «Гатчинской правды» его невестка, педагог Гатчинского педагогического колледжа им. К.Д, Ушинского Лидия Ивановна Некрасова, так, впрочем, и не успевшая его увидеть, – Петр Константинович погиб в 1943 году, оставив жену и двух маленьких сыновей. Все документы разложены в аккуратном порядке – начиная с дневника, который Некрасов вел почти с первых дней своей мобилизации.
Долгое время Петр Константинович страшно беспокоился о своей семье, связь с которой была утрачена. Живы ли? Знал только, что Ростовская область, где они остались, занята оккупантами… 24 августа 1942 года он пишет: «Стоим в лесу, в 15 км от Туапсе в сторону Сочи. Больной, лежу на бричке. Ломит поясницу – простыл. В ногах – шоссе, по которому бесконечно движется автотранспорт. В головах – Черное море, над которым беспрерывно рокочут моторы самолетов. Война моторов…
День тихий, безоблачный. Сквозь листву дубняка просвечивают лучи солнца. Я смотрю на этот бесконечно двигающийся мир и перебираю в памяти пережитое…
12 июля эвакуировал семью. Прощание было тревожным. Дети мало соображали в происходящем. Меньший, точно галчонок, раскрыл ротик и поцеловал меня. Старший все спрашивал, почему не едет с нами папка. Плакали жена, мать. Всплакнул и я. Я думал, увижу ли я их когда-либо? Этот вопрос тревожит меня и сейчас…»
На пути к войне (из дневниковых записей П.К. Некрасова)
По этому дневнику можно без труда проследить путь его автора. В августе 1942 года Петр Некрасов был направлен на Закавказский фронт. 20 сентября в составе группы комначсостава его отправили на четырехмесячную подготовку в Телави.
«Телави – богатый городок, – пишет Петр Константинович 1 ноября 1942 года. – Кругом – огромные богатые виноградники, сады с орехами, инжиром, гранатами. На рынке множество овощей, вино, есть хлеб – чуреки. Десятого октября, в теплый, тихий день, под звуки духового оркестра нас погрузили в вагон и отправили. Куда – толком никто не знал».
Учеба продолжилась в Степанакерте, неподалеку от иранской границы. Вот запись от 1 ноября: «Обещают выпустить строевыми командирами. Я нахожусь в минометном подразделении. Миномет еще не изучали. По пути из Телави в Степанакерт у меня возникла мысль приспособить миномет для борьбы с танками. Основной принцип приспособления – это переделка мины и начинка ее горючим. Принцип стрельбы остается прежним…. Думаю свою мысль изложить на бумаге и поделиться ею с командиром батальона. Что скажет он?»
Запись от 3 ноября 1942 года: «Тревожат сообщения по радио. Нами оставлен Нальчик. Сегодня Дугушев – рыжий курсант – возмущался: мы тут изучаем учебно-строевой шаг, а там, мать его так, города сдают! Да, в отношении занятий не все у нас идет, как следует. Учимся лишнему. Много условностей…
Иду по пахоте: жирный чернозем, рыхлая, влажная почва. Тронул ногой. Сыпец свободно рассыпался под носком. Это напомнило о нашем огороде. Летняя посадка картофеля... Болью тронулось сердце. Вспомнилось, с кем она была возделана. Припомнилось, для кого было затрачено столько труда. Где они теперь скитаются!»
Идет второй год войны, но все еще верят, что она скоро кончится. 6 ноября 1942 года Петр Константинович пишет: «Вечер. В казарме яркий свет. Отбой. Все ложатся отдыхать. Скоро лягу и я. День сегодня прошел предпразднично. Немного слушал по радио речь Сталина. Интересно, сказал ли он что-либо в отношении окончания сроков войны? Ведь этот вопрос весьма существенен…»
А вот запись от 21 ноября: «Вчера прочитал речь Черчилля по радио. Открытие второго фронта в Европе в 1942 году не ожидается. Досада и зло берут. Война будет тянуться и тянуться, принося неисчислимые бедствия и тысячи смертей...».
Тоска по семье все усиливается. «11 ноября. День прошел как обычно. Занимались 4 часа тактикой. Какой все-таки пронизывающий ветер! У дороги в корявых ветвях береста обнаружил гнездышко какой-то птицы. Птенцы давно улетели. В гнезде лежали жухлые сырые листья. Семя какой-то травы набухло в этом гнезде и дало нежный росток слабой зелени. Я минуту добрую смотрел на это гнездышко и не мог оторвать взгляда. Так живо оно меня почему-то возвратило к дому, к родине, к семье…»
«15 ноября. Снилась Нина с сыновьями. Потом я увидел ее беременной. Она родила мне третьего сына. Я видел ее вздувшийся живот. Я видел моего третьего сына. Этот тревожный сон волновал мою душу, и невыразимые чувства остались в душе на полный день.
Вчера вечером носил в комендантскую продукты. Светлая туманная пелена висела над землей. Я шел обратно. Слабый свет проникал сквозь ставни окон. У одного дома с серыми каменными стенами, с ржавой красной крышей я услышал плач ребенка. Этот крик чужого ребенка больно отозвался в моей душе. Мое сознание переключилось в мгновение ока на вопрос – где-то и мои, может, дети так же плачут, и она, сама, одна ухаживает, бьется над ними. Проклятая война, проклятый Гитлер!»
Начиная с конца 1942 года, с фронтов начинают приходить радостные вести: «28 декабря 1942 года. В районе Среднего Дона наши войска наступают. Скоро-скоро мое родное место будет свободно. И моя семья…»
«11 января 1943 года… Радостные вести продолжают поступать. Сегодня сообщили о взятии Минвод, Кисловодска, Пятигорска, Железноводска и других городов…».
«20 февраля 1943 года. С фронтов по-прежнему поступают хорошие известия. Родина моя освобождена, и еще больше тянет меня туда – узнать, как там и что…»
Приближение к фронту
3 марта 1943 года курсы по переподготовке завершились. Часть курсантов отправили в распоряжение штаба Южного фронта. Среди них был и Петр Константинович Некрасов, которому присвоили звание лейтенанта. Поезд, сформированный из телячьих вагонов, отправляется из Махачкалы, чтобы 24 марта прибыть в Сальск: «Дует холодный восточный ветер. Сухо. Сальск искалечен, как и все города, где побывал наш «гость». Ужасное зрелище представляет собой и народ – с печатью войны».
«30 марта. Вчера прибыли в Койсуг… Мы у фронта. В 80 километрах от нас Таганрог – он же фронт. Ждем назначения в часть… Где-то далеко-далеко в сторону Таганрога стояло красное зарево пожарища, и огненный отблеск его кроваво красил облака в вышине – там шли ожесточенные бои. Мы несколько раз заходили в дома, пытаясь обнаружить жителей, но они были пусты, оголены, разорены. Таков был Батайск…»
Станица Кагальницкая. Взорванные, сгоревшие станции. Сожженные элеватор и амбары. Труп немца-подрывника в развалинах: «Виднелась из-под штукатурки наманикюренная рука. Шелковая полосатая рубашка, зеленая шинель ошмотьями валялась неподалеку. Валенок, шарф…»
А рядом – колхозное поле, ставшее полем брани: «Куча окровавленных шинелей, шапок-ушанок, вещевых сумок, грязных портянок, обрезанных валенок – все это валяется, втоптанное в землю. Убитых здесь раздевали и хоронили… Дальше по полю валялись противогазные сумки и противогазные коробки – на этих местах были убиты люди. Все поле усеяно мелкими осколками мин…»
Эти записи в дневнике Петра Константиновича – одни из последних. Несложно заметить одну интересную особенность – автор не просто фиксировал происходящие события, он делал это, прибегая к литературному языку. Любимым писателем Петра Некрасова был Лев Толстой, настольной книгой во время учебы – его рассказы. Причем Петр Константинович их не просто читал – он учился у писателя, развивая свою склонность к сочинительству. Сохранилось несколько рассказов Некрасова, неоконченная повесть об офицере Белецком, в которую должны были войти фрагменты из дневника. Упоминал он и стихи, которые печатали в прифронтовых газетах. Даже в рабочей тетради в период учебы будущий лейтенант набрасывал портреты преподавателей и своих товарищей, оттачивая наблюдательное мастерство и стиль. Правда, по мере приближения к фронту времени на литературные опыты оставалось все меньше.
Последняя запись в дневнике сделана 2 апреля 1943 года, когда Петр Константинович получил по-настоящему радостную весть – нашлась его семья. С этого момента начинается его переписка с женой, от которой сохранилось несколько писем, так называемых «секреток».
«Проверено цензурой»
«Секретки» представляли собой разлинованные листы бумаги, которые сгибались пополам и заклеивались затем по краям. Эти поля были помечены надписями: «Выше черты не пишите!», «Ниже черты не пишите!». На внешней стороне такого конверта-письма наносились адресные линии и характерные иллюстрации с надписями, например, «Воинское» и «Смерть немецким оккупантом!», как на письмах П.К. Некрасова.
Фиолетовый штамп «Проверено военной цензурой» стоял на всех письмах, которые приходили с фронта, – важно было скрыть места дислокаций частей от врага. Семья Петра Константиновича находилась не так далеко от места его службы – в селе Степановка Ростовской области. Неудивительно, что первым его порывом было вызвать жену к себе. Правда, назвать место своего пребывания открыто Некрасов не мог, поэтому «шифровался». «Нинусь, я послал тебе одно письмо, это второе, – пишет он. – Недавно послал денежный аттестат на 600 рублей. Кроме того, переслал почтовый перевод на 1300 рублей… Жизнь моя протекает однообразно, расположился я недалеко от В., куда, ты помнишь, когда-то ездил за картофелем».
Но долгожданная встреча так и не состоялась. «Ты извини, что я тебя толкнул на приезд сюда еще раз, но в мой расчет не входило обманывать тебя, – пишет он в письме от 11 апреля 1943 года. – Нас всех куда-то переводят, куда – пока не знаю… Уже факт, что ты меня не застанешь. Все привезенное тобою для меня переведи на деньги. Что здесь нужно приобрести – приобрети».
Беспокойство о трудностях, которые испытывает его семья, – в каждом письме. Бумага на вес золота, времени очень мало, поэтому Некрасов пишет скупо, сжато и, что называется, по делу. Главное его беспокойство – весенние посадки на огороде: до того, как расстаться, семья жила и работала на земле. Он просит – нет, даже требует, чтобы жена добилась выдачи ей земли в колхозе. «Нина, используй все возможности, чтобы огород дал тебе больше пропитания, – настаивает он. – Приказываю, картофель ростками сажай до летней посадки. Прошу, сделай это, Нинусь, ну и другую огородину тоже сажай…»
А вот письмо от 23 апреля, в котором с новой силой прорывается присущая характеру Петра Константиновича лиричность: «Сейчас, когда мне известно, что вы живы, и где, и как живете, мне особо сильно хочется побывать среди вас. Я нахожусь в обстановке: яркий солнечный день, ни облачка на небе, чуть белесоватая его синева огромной посудиной, опрокинутой над землей, примыкает к горизонту. Крепкий ветер, то усиливаясь, то ослабевая, тянется весело, протяжно завывая в сухих балках прошлогоднего бурьяна. Я сижу на дне глубокого окопа, у ног моих старый лист прошлогодней кукурузы. Ветер, врываясь сюда, играет им, шевелит, словно играющая кошка. Из окопа мне видна часть метельчатой прошлогодней полыни, изрезанные куски неба с вибрирующим в нем жаворонком, его весенняя песня доносится до меня.
Издалека доносятся глухие удары артиллерии, бьющей по немцам. Ближе идет артиллерийская и пулеметная пристрелка огневых позиций. Это, Нинусь, еще не фронт, это только прелюдия к нему. Если я останусь способен писать после боев, я тебе постараюсь подробнее описать его – хочется, чтобы ты через меня увидела и испытала…»
Саур-Могила
Петр Некрасов погиб в 1943 году в боях за освобождение Донбасса. Ему было 33 года. Похоронен на Саур-Могиле. Вспомним: штурм Саур-Могилы, одной из наиболее укрепленных немцами высот, был начат советскими войсками 18 августа 1943 года. В штурме участвовали части 96-й и 271-й гвардейских стрелковых дивизий 5-й Ударной армии. Сложность состояла в том, что нашим войскам приходилось наступать с крутого склона, в то время как у немецких войск в тылу был пологий склон. Тем не менее, советское командование приняло решение о лобовом штурме высоты.
Те, кто выжил поле этих боев, не любил возвращаться сюда после войны – вспоминали, как приходилось двигаться вверх, по склону, прикрываясь трупами своих товарищей. Одно из самых страшных впечатлений тех дней – катившиеся сверху немецкие гранаты и постоянное ожидание того, что какая-нибудь из них разорвется у твоей головы. Тем не менее, 31 августа Саур-могила, или высота 277,9, была взята – ценой жизни более чем 23 тысяч советских солдат и офицеров. Бои за эту высоту положили начало освобождению Донбасса.
С 22 июня 1941 года прошло ровно 72 года – целая человеческая жизнь. Но – никто не забыт, ничто не забыто. Откуда берется эта память? Почему ее так берегут даже те, в ком она не успела зародиться по возрасту? Была у Ахматовой такая величественная строфа, сочиненная в 1945-м:
Ржавеет золото и истлевает сталь,
Крошится мрамор – к смерти все готово.
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней – царственное слово.
Юлия ЛЫСАНЮК
Гатчинская правда, № 68 (20362) от 22 июня